Он сложил в сумку копии писем Инносенты и большую часть блокнотов с записями, запер кабинет и направился в центр. Утреннее солнце освещало город, мягкие желто-оранжевые лучи разогнали тучи на зимнем небе. Несколько кварталов он шел по морозу. Посреди Восьмидесятых улиц он сдался и оставшуюся часть пути проехал на метро. К тому времени, когда он вошел в дом, он почти убедил себя, что события прошлой ночи ему почудились. Возможно, сказал он себе, это всего лишь сон.
Верлен отпер дверь в квартиру, закрыл ее пинком и бросил сумку на диван. Он скинул вконец разбитые ботинки, стащил влажные носки и босиком прошел в свое скромное жилище. Он ждал, что все будет разбросано и разбито, но все оставалось точно так же, как днем раньше. На неоштукатуренных кирпичных стенах лежала паутина теней, стопки книг высились на покрытом пластиком столе, бирюзовые кожаные пуфы, овальный лаковый журнальный столик — вся мебель в стиле пятидесятых, потрепанная и неудачно подобранная, ждала его в целости и сохранности.
Книги по искусству заполняли всю стену. Там были здоровенные, размером с журнальный столик, тома издательства «Фейдон пресс», книги в мягких обложках по искусствоведению и глянцевые фолианты с репродукциями его любимых модернистов — Кандинского, Сони Делоне, Пикассо, Брака. Книги не помещались в маленькой квартирке, но он отказывался продавать их. Он еще несколько лет назад решил, что квартира-студия не подходит для человека с собирательским инстинктом.
Осторожно отрывая присохшую ткань от раны, он снял шелковый галстук от «Хермес», которым перевязывал руку. Галстук можно было выбросить. Свернув, он положил его на подоконник. За окном пятого этажа виднелся кусок утреннего неба. Оно поднималось над домами, словно на сваях. Снег висел на ветках деревьев, сосульками сползал из водосточных труб. Водонапорные башни на крышах дополняли картину. Хотя в его собственности не было ни дюйма, ему казалось, что этот вид принадлежит только ему. Созерцание этого уголка города часто полностью поглощало его внимание. Но сегодня утром ему просто хотелось проветрить голову и сообразить, что делать дальше.
Кофе, подумал он, вот что сейчас нужно. В крошечной кухне он включил кофеварку, засыпал в фильтр тонко молотый кофе и, добавив из специального краника молочной пены, сделал себе капучино в старой глиняной кружке, одной из немногих, которые не успели разбиться. Как только Верлен сделал глоток кофе, он обратил внимание, что мигает автоответчик — в телефоне были сообщения. Он нажал кнопку и стал слушать. Кто-то всю ночь звонил и вешал трубку. Верлен посчитал — десять раз кто-то висел на линии, ожидая ответа. Наконец раздался голос. Это была Эванджелина. Он сразу же узнал ее.
— Если вы сели на полуночный поезд, то уже должны были вернуться. Я беспокоюсь, где вы и все ли с вами в порядке. Позвоните мне, как только сможете.
Верлен подошел к шкафу и достал старую кожаную спортивную сумку. Расстегнув молнию, он уложил чистые джинсы от «Хьюго Босс», трусы-боксеры от «Кельвин Кляйн», толстовку с эмблемой университета Брауна — его альма-матер — и две пары носков. Выудив из шкафа кеды фирмы «Олл стар», он надел чистые носки и натянул их. Не было времени размышлять, что еще может понадобиться. Он хотел взять напрокат машину и немедленно отправиться обратно в Милтон тем же маршрутом, каким ехал вчера днем, по мосту Таппан Зи и дальше по дорогам вдоль реки. Если поспешить, он будет там еще до обеда.
Внезапно зазвонил телефон. Звонок был таким резким и неожиданным, что Верлен выронил чашку с кофе. Она упала на подоконник и разбилась, капли забрызгали пол. Спеша поговорить с Эванджелиной, он оставил чашку там, где упала, и схватил трубку.
— Эванджелина? — выпалил он.
— Мистер Верлен.
Мягкий женский голос обратился к Верлену как к хорошему знакомому. В акценте женщины — он не мог точно сказать, итальянском или французском — слышалась небольшая хрипотца, и ему показалось, что ей уже за пятьдесят, а может, и больше, хотя это было просто предположение.
— Слушаю вас, — ответил он, разочарованный. — Чем могу помочь?
Он посмотрел на разбитую чашку и подумал, что его коллекция опять уменьшилась.
— Думаю, очень многим, — ответила женщина.
У Верлена мелькнула мысль, что это может быть специалист по телефонным продажам. Но его номера не было в справочнике, и подобные люди никогда ему не звонили. Кроме того, было ясно, что обладательница такого голоса вряд ли продает подписку на журнал.
— Это будет не так легко, — парировал Верлен, с ходу подхватив сдержанную манеру собеседницы. — Почему бы вам для начала не представиться?
— Могу я сначала задать вам вопрос? — ответила женщина.
— Можете.
Верлена начинал раздражать спокойный, настойчивый, почти гипнотический голос женщины, так непохожий на голос Эванджелины.
— Вы верите в ангелов?
— Простите?
— Вы верите в то, что ангелы живут среди нас?
— Послушайте, если вы из евангелистской общины, — начал Верлен, — то вы обратились не по адресу. Я сверхобразованный, с левыми взглядами, потребляющий соевое молоко пограничный метросексуал и либеральный агностик. Я верю в ангелов столько же, сколько в пасхального кролика.
Он говорил все это, нагнувшись возле окна и складывая друг на друга кусочки чашки. Пальцы испачкались мелким белым порошком неглазурованной глины.
— Замечательно, — сказала женщина. — А то мне показалось, что эти воображаемые существа угрожали вашей жизни.
Верлен перестал складывать черепки.
— Кто вы? — наконец спросил он.
— Меня зовут Габриэлла Леви-Франш Валко, — представилась женщина. — Я много лет искала письма, которые теперь находятся у вас.
Смутившись, он спросил:
— Откуда вы знаете мой номер?
— Я знаю очень многое. Например, я знаю, что существа, от которых вы убежали ночью, сейчас находятся возле вашей квартиры.
Габриэлла помолчала, словно давая ему время осознать ее слова, затем предложила:
— Если не верите мне, мистер Верлен, выгляньте в окно.
Верлен так и сделал. Ему на глаза упала прядь вьющихся темных волос. На первый взгляд все выглядело так же, как несколько минут назад.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пожал он плечами.
— Посмотрите налево, — велела Габриэлла. — Там стоит знакомый вам черный джип.
Действительно, слева, на углу Хадсон-стрит, маячил черный «мерседес»-внедорожник. Высокий человек в темной одежде — тот самый, который взломал накануне его машину и которого, если это была не галлюцинация, он видел за окном поезда — вышел из автомобиля и зашагал к уличному фонарю.
— Теперь посмотрите направо, — сказала Габриэлла. — Вы увидите белый джип. Я в нем и жду вас с раннего утра. Я приехала сюда по просьбе моей внучки, чтобы помочь вам.
— А кто ваша внучка?
— Эванджелина, разумеется, — усмехнулась Габриэлла. — Кто же еще?
Верлен вытянул шею и заметил белый джип, втиснутый в узкий переулок на другой стороне улицы. Переулок был далеко, и он едва видел машину. Казалось, собеседница разгадала его сомнения. Окно джипа опустилось, оттуда высунулась миниатюрная рука в кожаной перчатке и недвусмысленно помахала ему.
— Что все-таки происходит? — в замешательстве спросил Верлен. — Может, наконец расскажете, почему вы следите за моей квартирой?
Он подошел к двери, проверил задвижку и накинул цепочку.
— Моя внучка подумала, что вы в опасности, — спокойно ответила Габриэлла. — Она оказалась права. Теперь я хочу, чтобы вы взяли письма Инносенты и немедленно спустились. Но я не советую вам выходить из дома через парадный вход.
— Но здесь нет другого выхода, — растерялся Верлен.
— Может, по пожарной лестнице?
На углу здания темнел металлический каркас, но лестница выходила на переднюю стену дома.
— Пожарную лестницу видно от главного входа. Они увидят меня, как только я начну спускаться, — проговорил Верлен. — Можете объяснить мне, зачем…
— Дорогой, — прервала его Габриэлла теплым, почти материнским голосом. — Вам придется включить воображение. Советую убираться оттуда. Немедленно. Они явятся за вами в любую минуту. Вообще-то, им на вас наплевать. Им нужны письма. И как вам, наверное, известно, вряд ли они будут вежливы, забирая их.