Когда джип притормозил на светофоре, Персиваль стал рассматривать девушку рядом с Габриэллой. Она была как две капли воды похожа на Габриэллу, которую он знал пятьдесят лет назад, — сливочно-белая кожа, разрез зеленых глаз. Казалась, перед ним очутилась Габриэлла из его фантазий. На шее девушки блестел золотой кулон в виде лиры. Точно такой же кулон Габриэлла носила в Париже, и Персиваль знал, что она никогда с ним не расстается.

Внезапно, прежде чем Персиваль успел отреагировать, Габриэлла рывком открыла дверцу джипа, схватила лежащий на коленях Персиваля футляр и выпрыгнула на улицу, девушка следом за ней.

Персиваль закричал. Не остановившись на красный свет, джип свернул направо, на Пятьдесят первую улицу, и, нарушая правила, помчался навстречу движению. Но когда он почти догнал женщин, они увернулись, перебежали Лексингтон-авеню и исчезли на лестнице, ведущей в подземку. Персиваль схватил трость и выскочил через дверь, которую Габриэлла оставила открытой. Он бежал изо всех сил, пробираясь через толпу, и его тело все больше болело с каждым шагом.

Он никогда не бывал в нью-йоркском метро, и терминалы по продаже карточек, схемы и турникеты были для него странными и нечитабельными. Он недоумевал, как все это работает. Много лет назад он был в метро в Париже. Открытие метрополитена на рубеже последнего столетия привлекло его туда из любопытства, и он не раз ездил в поезде, потому что это было модно. Но метро быстро потеряло привлекательность для него. В Нью-Йорке о таком транспорте не могло быть и речи. Мысль о том, чтобы давиться в толпе людей, вызывала у него тошноту.

У турникетов он остановился, чтобы отдышаться, и попытался пройти через металлическую перекладину, закрывающую проход. Она оказалась заблокирована. Он попытался пройти во второй раз, но перекладина снова не пустила его. С размаху ударив тростью о турникет, он разочарованно выругался и заметил, что окружающие смотрят на него как на ненормального. Когда-то он с легкостью перепрыгнул бы препятствие. Пятьдесят лет назад ему понадобилось бы несколько секунд, чтобы поймать Габриэллу и ее помощницу. Но теперь он беспомощен, хотя и Габриэлла тоже не могла двигаться так быстро, как когда-то. Ему ничего не оставалось, как пройти через эти дурацкие металлические барьеры.

Молодой человек в спортивном костюме вошел в метро и вытащил из кармана пластиковую карточку. Персиваль подождал, пока он подойдет к турникету, и как только молодой человек собрался провести картой через считывающее устройство, Персиваль вытащил кинжал и, прижав его кончик к спине человека, ткнул, собрав все силы. Молодой человек качнулся вперед, врезался в турникет и упал к ногам Персиваля. Пока человек стонал от боли, Персиваль выхватил карту из пальцев раненого, провел через считывающее устройство и прошел в метро. Издали он услышал громоподобный грохот поезда, приближающегося к платформе.

Станция метро на углу Пятьдесят первой улицы

и Лексингтон-авеню,

поезд № 6 в сторону центра, Нью-Йорк

Поезд подъехал к станции. Эванджелина глубоко вдохнула горячий спертый воздух, ощутив запах нагретого металла. Двери открылись, и на платформу хлынул поток пассажиров. Они с Габриэллой пробежали до метро меньше квартала, но бабушка до сих пор не могла отдышаться. Эванджелина усадила ее на блестящее пластиковое сиденье. Бабушка откинулась на спинку, пытаясь сидеть прямо. Эванджелина подумала, сколько времени они продержатся, если Персиваль Григори последует за ними.

В вагоне было пусто, только пьяный мужчина растянулся на сиденьях, и через пару секунд Эванджелина поняла, почему рядом с ним не было других пассажиров. Мужчина заблевал все вокруг себя, и в воздухе висела острая вонь. Ее чуть не вырвало, но она ни в коем случае не могла рискнуть и снова выйти на платформу. Эванджелина попыталась выяснить, в какой поезд они сели, и, найдя схему, определила, что они находятся на зеленой линии 4–5–6. Она проследила южное направление линии и увидела, что та заканчивается станцией «Бруклинский мост — Сити-Холл». Она хорошо знала улицы около моста. Если бы им только удалось добраться туда, она без проблем нашла бы место, где спрятаться. Надо немедленно уезжать. Но двери, которые, как думала Эванджелина, сейчас закроются, стояли открытыми.

Из громкоговорителя раздался резкий голос, он очень быстро что-то говорил, глотая слова. Объявление, как предположила Эванджелина, должно было иметь какое-то отношение к задержке на станции, хотя она почти ничего не понимала. Двери не закрывались. Она впала в панику при мысли о том, что они оказались в ловушке, но внезапное волнение бабушки отвлекло ее.

— Что случилось? — спросила Эванджелина.

— Его нет, — в страхе проговорила Габриэлла, хватаясь за шею. — Мой амулет пропал.

Эванджелина инстинктивно коснулась своей шеи и ощутила холодный металл золотого кулона-лиры. Она сразу же начала расстегивать цепочку, чтобы отдать бабушке, но Габриэлла остановила ее:

— Теперь кулон нужен тебе больше, чем когда-либо.

С кулоном или без, ждать было слишком опасно. Эванджелина выглянула на платформу, проверяя расстояние до выхода. Едва она собралась взять бабушку за руку и вывести из поезда, когда в окне, исписанном граффити, появилась фигура их преследователя. Хромая, он спустился по лестнице на платформу. Эванджелина присела и потянула вниз Габриэллу, надеясь, что он их не увидел. К ее облегчению, прозвучал сигнал, и двери начали закрываться. Поезд поехал, загрохотали колеса.

Но когда Эванджелина подняла взгляд, ее сердце упало. Перед глазами была окровавленная трость. Сверху вниз на нее смотрел Персиваль Григори, его лицо исказилось от гнева и усталости. Он хрипло, с трудом дышал, и Эванджелина подумала — они убегут от него на следующей станции. Она не сомневалась, что он не сможет последовать за ними даже по самой невысокой лестнице. Но когда Персиваль вытащил из кармана пистолет и жестом велел Эванджелине и Габриэлле стоять на месте, она поняла, что спасения нет. Ухватившись за металлическую перекладину, Эванджелина прижала к себе бабушку.

— Вот мы и встретились, — прошипел Персиваль, наклонился и взял у Габриэллы кожаный футляр. — Думаю, на этот раз мы имеем дело с настоящей вещью.

Пока поезд пробивался через темноту туннелей, изгибаясь по кривой подземного прохода, Персиваль положил футляр на пластиковое сиденье и открыл его. Поезд остановился на станции. Пассажиры начали входить, но, едва почувствовав вонь, исходящую от пьяницы, все вышли и пересели в другой вагон. Персиваль, казалось, ничего не замечал. Он достал стойки лиры, завернутые в зеленую бархатную ткань, вытащил из кожаного мешочка плектр, вынул из шкатулки перекладину и размотал струны. Из кармана он вынул бронзовую коробочку, которую Элистер Кэрролл извлек из статуи Прометея в Рокфеллеровском центре, открыл ее и осмотрел колки из валкина. Части лиры лежали перед ними, покачиваясь в такт движению поезда, и ждали, чтобы их собрали вместе.

Персиваль вытащил со дна футляра блокнот. Кожаная обложка и застежка в виде золотого ангела поблескивали в мигающем свете. Он переворачивал страницы, пролистывая знакомые разделы исторической информации, магических квадратов и символов, и остановился там, где начались математические формулы Анджелы.

— Что это за числа? — спросил он.

— Смотри внимательнее, — ответила Габриэлла. — Тебе точно известно, что это такое.

Пока он быстро прочитывал текст, выражение его лица менялось от испуганного до восхищенного.

— Это формулы, которые ты скрывала, — наконец сказал Персиваль.

— Ты хочешь сказать, — уточнила Габриэлла, — это формулы, ради которых ты убил нашу дочь.

У Эванджелины перехватило дыхание, когда она наконец поняла смысл загадочных слов Габриэллы. Персиваль Григори был ее дедушкой. Осознание этого наполнило ее ужасом. Григори казался не менее ошеломленным. Он пытался что-то сказать, но его настиг приступ кашля. С трудом переведя дух, он наконец произнес: